Сердце кровью обливается! Слезы сами катятся!

у меня тоже от этого шок!!! это при том, что есть свидетельства очевидцев о том, что там земля шевелилась ещё несколько дней от того, что погребённые живыми пытались выбраться...

Немного о других событиях, но... Мы с хором филармонии на эти стихи пели произведение. Так вот за два года ни разу я его спеть не смогла.
Кто-то умеет сквозь слёзы петь? Зато все слова помню. А фамилию автора - нет. Это о Харькове.

Увалы Дробицкого Яра
огнем осеннего пожара
испепеляюще горят.
В траве и ветках дикой груши
парят расстрелянные души,
горюют, молятся, скорбят.

Вот этот кустик цвета меди
носил когда-то имя Мендель,
он был сапожник и трепач.
Тот одуванчик на полянке
никто иной, как ребе Янкель,
веселый харьковский скрипач.

В ромашке - призрак человека;
библиотекарша Ревекка
вдыхает солнечную пыль.
А там, в круженьи листьев прелых,
танцет вечный танец "Фрейлехс"
босая девочка Рахиль.

"Жи-ды!.." - предатели орали,
когда толпу фашисты гнали
сюда, на тракторный завод.
Людей в евреях отрицая,
толкали в яму полицаи
калек, и старцев, и сирот.

Как вещий символ катастрофы,
мать восходила на Голгофу,
собой прикрывши малыша.
Хор автоматов монотонно
отпел библейскую Мадонну,
Мольбы и выкрики глуша.

Я-тот малыш, и невидимкой
лежу с убитыми в обнимку
в том окрававленном яру.
С презрительной нашивкой "юде"
среди затравленного люда.
Я - мертв...И дважды не умру.

Давным-давно все это было...
Но черносотенного пыла
не оградили реки слез.
Не жаль погромщикам усилий,
чтоб в старом эйхмановском стиле
еврейский разрешить вопрос.

На склонах Дробицкого Яра
от оружейного угара
еще туманится роса.
И тридцать тысяч монолитно,
как поминальную молитву
возносят к небу голоса.